Сорок пять - Страница 151

151

— Вы говорите со мной престранным тоном, любезный, — заявил он, нахмурив брови. — Берегитесь! Вы стары — я молод; вы слабы — у меня много сил.

Реми улыбнулся, но ни слова не ответил.

— Будь у меня дурные намерения в отношении вас или вашей госпожи, — продолжал Орильи, — мне стоило бы только поднять руку…

— Вот оно что! — воскликнул Реми. — Значит, я ошибаюсь, и у вас касательно моей госпожи самые лучшие намерения!

— Несомненно!

— Если так, объясните мне, чего вы хотите?

— Друг мой, — ответил Орильи, — я хочу осчастливить вас, если вы согласитесь оказать мне услугу.

— Но чтобы оказать вам услугу, — сказал Реми, — я должен знать ваши намерения.

— Мои намерения — вот они: вы правильно угадали, любезный, не граф дю Бушаж мой господин, а другое лицо…

— Кто же это?

— Лицо гораздо более могущественное.

— Смотрите! Вы опять лжете.

— Почему вы так думаете?

— Я мало знаю домов, которые знатностью превосходили бы дом Жуаезов.

— А королевский дом? И вот как платит этот дом, — прибавил Орильи, пытаясь вложить в руку Реми один из свертков с червонцами, оставленных герцогом Анжуйским.

Реми вздрогнул от прикосновения Орильи и отступил на шаг.

— Вы состоите при короле? — спросил он с наигранным простодушием.

— Нет, при его брате, герцоге Анжуйском.

— А! Прекрасно; я готов преданно служить герцогу.

— Тем лучше.

— Что угодно монсеньеру?

— Монсеньер, любезнейший, — сказал Орильи, подходя к Реми и снова пытаясь всучить ему сверток, — влюблен в вашу госпожу.

— Стало быть, он ее знает?

— Он ее видел.

— Он ее видел! — воскликнул Реми, судорожно сжимая рукоятку ножа. — Когда же?

— Сегодня вечером.

— Не может быть! Моя госпожа не выходила из комнаты.

— То-то и есть! Герцог поступил, как настоящий школьник. Он взял приставную лестницу и взобрался по ней.

— Вот оно что… — прошептал Реми, прижимая руку к сердцу, чтобы заглушить его биение.

— И после всего, что сказал о вашей госпоже монсеньер, я горю желанием увидеть ее. Значит, решено, вы заодно с нами?

И в третий раз он стал совать Реми золото.

— Итак, — с трудом проговорил Реми, — герцог Анжуйский влюблен в мою госпожу?

— Да.

— И чего же он хочет?

— Чтобы она прибыла к нему в Шато-Тьерри, куда он направляется форсированным маршем.

— Я вижу только одно препятствие, — сказал Реми.

— Какое?

— Моя госпожа решила уехать в Англию.

— Тысяча чертей! Тут-то вы и можете оказать мне услугу. Отговорите ее!

— Вы, сударь, не знаете моей госпожи: эта женщина всегда твердо стоит на своем; впрочем, убедить ее отправиться вместо Англии в Шато-Тьерри — еще не все. Если она и явится в Шато-Тьерри, почему вы думаете, что она согласится уступить домогательствам герцога?

— А почему бы нет?

— Она не любит герцога Анжуйского.

— Вздор! Все женщины любят принцев крови. Послушай, простачок, — заявил Орильи, — я хотел действовать с тобой добром, а не силой, но ты вынуждаешь меня изменить образ действий.

— Что же вы сделаете?

— Убью тебя в каком-нибудь укромном месте, а даму похищу. Ну как, уговоришь ты свою госпожу отправиться в Шато-Тьерри?

— Приложу к этому все старания, но ни за что не ручаюсь.

— Ступай наверх, а я покамест приготовлю коней.

И, очевидно вполне уверенный в том, что его надежды сбудутся, Орильи поспешил в конюшню.

— Ну что? — спросила Диана у Реми.

— Сударыня, герцог видел вас и влюбился без памяти.

— Герцог меня видел! Герцог в меня влюбился! — воскликнула Диана. — Ты бредишь, Реми!

— Нет. Я передаю вам то, что сказал Орильи.

— Но если герцог меня видел, стало быть, он меня узнал?

— Если б герцог узнал вас, неужели вы думаете, что Орильи осмелился бы явиться к вам? Нет, герцог вас не узнал.

— Ты прав, тысячу раз прав. Последуем за этим человеком, Реми.

— Да, но он-то вас узнает.

— Почему ты думаешь, что память у музыканта лучше, чем у его господина?

— Потому что он заинтересован в том, чтобы помнить, а герцог — в том, чтобы забыть.

— Вспомни, Реми, что у меня есть маска, а у тебя есть нож.

— Верно, сударыня, — ответил Реми, — и я начинаю думать, что господь поможет нам покарать злодеев.

Подойдя к лестнице, он крикнул:

— Сударь! Сударь!

— Ну как? — спросил снизу Орильи.

— Моя госпожа благодарит графа дю Бушажа и с большой признательностью принимает ваше любезное предложение.

— Прекрасно, прекрасно, — ответил Орильи: — Предупредите ее, что лошади готовы.

— Идемте, сударыня, — сказал Реми, подавая Диане руку.

Орильи ждал у лестницы с фонарем в руках: ему не терпелось поскорее увидеть лицо незнакомки.

— Черт возьми! — пробурчал он. — Она в маске! Ну, да по пути в Шато-Тьерри шнурки истреплются… или будут разрезаны.

XIII. Путешествие

Двинулись в путь.

Орильи вел себя со слугой, как с равным, а к его госпоже проявлял чрезвычайную почтительность.

Но Реми было ясно, что под этой почтительностью кроются какие-то тайные замыслы.

В самом деле: держать женщине стремя, когда она садится на коня, заботливо следить за каждым ее движением, не упускать случая поднять ее перчатку или застегнуть ей плащ может либо влюбленный, либо слуга, либо человек, снедаемый любопытством.

Но у музыканта был сильный противник: Реми настаивал на том, чтобы служить своей госпоже, как раньше, и ревниво отстранял Орильи.

151